ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ

Оси и плоскости тела человека - Тело человека состоит из определенных топографических частей и участков, в которых расположены органы, мышцы, сосуды, нервы и т.д.

Отёска стен и прирубка косяков - Когда на доме не достаёт окон и дверей, красивое высокое крыльцо ещё только в воображении, приходится подниматься с улицы в дом по трапу.

Дифференциальные уравнения второго порядка (модель рынка с прогнозируемыми ценами) - В простых моделях рынка спрос и предложение обычно полагают зависящими только от текущей цены на товар.

Инстинктивное поведение в раннем постнатальном периоде

1 2 3 4 56

Инстинктивные движения

Стабильные, жесткие инстинктивные движения появляются в раннем постнатальном онтогенезе в настолько «готовом» виде, что долгое время считалось, что они совершенно не развиваются и не нуждаются в индивидуальном упражнении. На самом деле, как мы уже знаем, вполне врожденной является лишь «программа» их формирования в ходе онтогенеза. Сам же этот процесс обусловлен развитием экзосоматических эффекторных органов (и соответственных центральнонервных структур), функцией которых инстинктивные движения и являются. Только в таком смысле можно говорить о не зависящем от влияний среды появлении или созревании инстинктивных движений в онтогенезе.

Поскольку эти вопросы уже обсуждались раньше, мы ограничимся здесь лишь несколькими дополнительными замечаниями. Формирование инстинктивных движений в онтогенезе выявляется экспериментально путем изолированного выращивания детеныша с момента рождения (по методу «Каспар Гаузер»). Опыты, проведенные на птицах и млекопитающих (преимущественно грызунах), показали, что хотя поведенческие акты таких животных обнаруживают существенные отклонения от нормы, моторные элементы выполняемых при этом движений остаются без изменений, несмотря на то что детеныши были лишены возможности упражнения. (Курода, например, определил у птенцов серого скворца около 50 подобных элементов поведения, появляющихся спонтанно в разные сроки раннего постэмбрионального развития.) Это относится к особенно важным для жизни движениям, связанным с локомоцией, едой, спариванием, комфортными действиями и т.д. Но речь идет только о двигательных элементах, из которых слагаются эти движения. Длительность, частота, направленность, координированность, «отработанность» и совершенство этих движений, не говоря об их согласованности с другими поведенческими актами, а тем более с действиями других животных, оказывались в большей или меньшей степени нарушенными.

Большую известность приобрели проведенные американским ученым Э. Гессом опыты с цыплятами, которые вылуплялись в темноте, а затем были снабжены призматическими очками, смещавшими поле зрения на 7 градусов вправо. На 4-й день сопоставление с контрольными птенцами (снабженными очками, не искажавшими зрение) показало, что цыплята обеих групп клевали по целевому объекту (шляпке гвоздя) более точно, чем в первый день, но при этом не изменилось общее направление ударов: контрольные животные клевали по-прежнему на 7 градусов вправо от цели. Это доказывает, что данная двигательная координация, клевание и общее направление этих движений в поле зрения являются врожденными и не зависят от индивидуального опыта. Последний, однако, необходим для «отработки» точности ударов по цели, для обеспечения эффективности этой реакции.

Аналогично обстоит дело и у млекопитающих. Даже у обезьян было установлено, что моторные элементы двигательных реакций развиваются у новорожденных и без афферентной обратной связи (в эксперименте над макаками и павианами – после деафферентации передних конечностей у ослепленных детенышей). Вместе с тем, как показали, например, американский исследователь Г. Харлоу и его сотрудники, у макак-резусов и шимпанзе, выращенных в изоляции, появляются некоторые двигательные элементы нормального полового поведения, однако эти элементы не интегрируются в единый поведенческий акт, а в результате сексуальное поведение этих животных становится ненормальным. Аналогичные данные были получены и у морских свинок.

Таким образом, постнатальное развитие инстинктивных движений обнаруживает более или менее четкую генетическую обусловленность, не зависящую от раннего опыта. Но это относится только к элементарным врожденным двигательным координациям, но не к целым инстинктивным двигательным актам.

Врожденное узнавание

Появившись на свет, животное должно быстро и верно ориентировать свои движения по отношению к разным агентам среды. Такая ориентация по отношению к жизненно важным компонентам среды с минимальной тратой энергии и времени – поистине вопрос жизни и смерти, особенно для зрелорождающихся животных. Осуществляется она в первую очередь путем так называемого врожденного узнавания.

Врожденное узнавание (по Фабри) проявляется во врожденном, не зависящем от индивидуального опыта видоспецифическом избирательном отношении животных к определенным компонентам окружающей среды, признакам объектов, ситуациям, в способности животных биологически адекватно реагировать на некоторые признаки еще незнакомых им объектов или ситуаций. Таким образом, мы имеем здесь дело с врожденной формой ориентации, проявляющейся в полезных для особи (и вида) реакциях на признаки существенных компонентов среды без предварительного научения, с проявлениями «видовой памяти».

Подобные видотипичные положительные или отрицательные реакции животных, еще не успевших накопить индивидуальный опыт, направлены на такие компоненты среды, как, например, пища, материнская особь, особи своего вида; враги (или ситуации тревоги, даже если враг непосредственно не воспринимается) и т.п. Словом, речь идет о некоем преадаптивном узнавании объектов видотипичного инстинктивного поведения, позволяющего животному опознать биологически значимые объекты по некоторым их элементарным специфическим признакам без предварительного научения.

Основу такого опознавания составляют таксисы, но далеко не всегда здесь действуют простые безусловные рефлексы. Как показал Лоренц, во многих случаях подобная специфическая направленность поведения животного основана на соответствующих врожденных пусковых механизмах; сами же признаки, ориентирующие поведение животного, представляют собой ключевые раздражители.

Таким образом, оказавшись в биологически значимой ситуации, животное как бы узнает то, что никогда еще не воспринималось, с чем еще не приходилось познакомиться. Имеет место предварительная готовность к встрече с самыми важными для выживания элементами среды, т.е. как бы предваряется возможный будущий опыт особи.

Примеров врожденного узнавания можно привести множество. Напомним вновь о поведении новорожденного кенгуренка – его безошибочном нахождении сумки по ряду признаков, с которыми ему до этого не приходилось сталкиваться и в распознавании которых он не мог упражняться. Птенцы дроздов уже в первый день после вылупления, еще будучи слепыми, узнают о прилете родителей (с кормом) по легкому сотрясению гнезда и отвечают на это вытягиванием шеи и раскрытием клюва. Птенцы зреловылупляющихся птиц реагируют на вид подвижного объекта над головой припаданием к земле, что является эффективной защитой от воздушных врагов – хищных птиц. Крольчата в первый же день после рождения ориентируются в пространстве по тактильным раздражениям и таким образом находят источник пищи – соски матери. На каждое легкое прикосновение они реагируют движением в сторону раздражителя: при раздражении переднего конца головы перемещаются вперед, при прикосновении к спине или хвосту поворачиваются назад. Поворотами в сторону прикосновения реагируют также щенки и другие новорожденные млекопитающие.

Во всех случаях врожденного узнавания имеет место реакция на отдельные простые признаки биологически значимых объектов или же на сочетания или соотношения таких признаков, что закономерно и для реакции на ключевые стимулы. Имеет место и специфическая врожденная готовность к ощущению этих стимулов, характерная для врожденных пусковых механизмов. Всем этим и определяется избирательность врожденного узнавания, ее направленность лишь на определенные компоненты среды.

Эта отличительная особенность врожденного узнавания, как и вообще все связанные с ним закономерности, по Фабри, непосредственно обусловлена развитием врожденной двигательной активности. Как всегда, психическое развитие совершается и здесь в ходе и в результате развития моторики: врожденное узнавание возможно лишь как результат определенного уровня и специфической направленности развития врожденных компонентов моторики, о которых только что говорилось, т.е. тех специфических элементов движений, из которых слагается целостная реакция животного. При этом важно подчеркнуть, что речь идет именно о врожденных компонентах двигательной активности, появляющихся (или созревающих) в ходе раннего постнатального онтогенеза без научения.

Поясним сказанное примером. В лаборатории А. Д. Слонима осуществлялось с первого дня жизни перекрестное воспитание детенышей двух видов грызунов: большой песчанки (роющая форма) и белой крысы (нероющая форма). Независимо от этих условий молодые песчанки с 17-го дня жизни начинали проявлять типичную для их вида роющую деятельность, в то время как у крысят, которые воспитывались песчанками, роющие движения намечались в весьма слабом виде и то лишь начиная с 52-го дня жизни.

О чем говорят результаты этих опытов? Совершенно очевидно, что лишь после того как сформировались соответствующие двигательные способности конечностей, т.е. после того, как независимо от внешних условий воспитания появились врожденные, инстинктивные роющие движения, наступило врожденное инстинктивное узнавание рыхлого материала (песка, который ежедневно предъявлялся наряду с деревянными палочками в течение 10–15 минут) как возможного объекта рытья. Следовательно, избирательное узнавание и выбор этого материала по признаку рыхлости (ключевой раздражитель!) обусловлены необходимостью выполнения определенных движений, осуществления одной из жизненно важных для данного вида функций конечностей.

Врожденное узнавание и ранний опыт

В начале постнатального развития животного недопустима «роскошь» продолжительного научения. Тем не менее уже здесь проявляется общее правило, что нет чисто врожденных форм поведения, лишенных каких бы то ни было элементов научения. Это всецело относится и к врожденному узнаванию, которое всегда обогащается, корректируется или перестраивается в результате приобретения раннего опыта, проявляющегося в разных формах постнатального научения.

Так, нередко встречаются явления привыкания к часто повторяющимся биологически малозначащим стимулам. Птенцы куриных птиц, первоначально одинаково реагирующие на каждый подвижный объект, появляющийся над ними, вскоре научаются распознавать безопасные объекты (рис. 20). Это происходит путем привыкания: после неоднократного притаивания в ответ на появление в поле зрения безобидного объекта (листа, безопасной птицы и т.п.) эта реакция ослабевает и наконец совсем исчезает. Однако привыкает птенец лишь к объектам, которые он видит часто. В отношении же редких объектов необычного вида (а к таким и относятся хищные птицы с их характерным силуэтом) реакция, основанная на врожденном узнавании подвижного объекта в воздухе над головой, а именно затаивание, сохраняется в прежнем виде. Таким образом, мы имеем здесь дело с уточнением, дифференцировкой врожденного узнавания путем приобретения раннего опыта. Результатом этого процесса является в данном случае дифференцированное распознавание безопасных объектов.

Сходным образом, как уже указывалось, обстоит дело и у рыб, мальки которых на основе врожденного узнавания первоначально уплывают от любого крупного объекта или тени, надвигающихся на них. Впоследствии же они перестают реагировать на безопасные объекты, но научаются распознавать отличительные признаки хищника путем наблюдения за поимкой и поеданием членов стаи.

Рис. 20. Привыкание у птенца (по Тинбергену). Пояснения см. в тексте

В результате раннего научения может меняться и сигнальное значение раздражителей. Молодь осетровых рыб реагирует первоначально на свет отрицательно, но начиная с 5-го дня (у шипа) или 9-го дня (у осетра) эта реакция превращается в положительную под влиянием перехода к активному питанию и образованию соответствующих пищевых условных рефлексов. В последующие дни реакция мальков на свет может индивидуально меняться в зависимости от конкретных условий кормления (В.Ю.Касимов).

В других случаях происходит достройка или изменение врожденного узнавания путем включения новых сенсорных систем. Так, дроздята, как уже упоминалось, в первые дни после вылупления реагируют на сотрясение гнезда выгягиванием шеи и раскрытием клюва. Пространственная ориентация этой реакции осуществляется на основе гравитационной чувствительности, локализованной в органе равновесия во внутреннем ухе, а шея вытягивается вертикально вверх независимо от места расположения источника раздражения. Эта врожденная реакция сохраняется и после прозрения птенцов, в недельном возрасте, хотя теперь уже она осуществляется и на зрительный стимул – появление какого-либо объекта в поле зрения птенца. Только постепенно, по прошествии еще нескольких дней, зрение становится ведущей рецепцией, и в конце концов дроздята научаются четко локализовывать оптический стимул, каковым в норме является родительская особь с кормом, и поворачивать голову в сторону его появления.

У молоди осетровых рыб в течение 1–3 дней после выклева, т.е. до перехода к активному питанию, появляется реотаксисная реакция (ориентация тела по потоку воды), которая в отличие от других рыб сопряжена с тигмотаксисом (ориентация по тактильным раздражениям, обусловленным прикосновениями к посторонним предметам): реотаксис проявляется в основном лишь при контакте малька с субстратом, что препятствует его смыванию течением. Только после появления положительно-фототаксисной реакции тактильная ориентация сменяется оптической (оптомоторной реакцией) и малек становится способным ориентировать свое тело и в толще воды (Д.С.Павлов). Это включение новых сенсорных систем, модификация врожденного узнавания, также происходит в условиях накопления первичного сенсомоторного опыта.

Рассматривая взаимоотношения между врожденным узнаванием (и врожденным поведением вообще) и ранним научением, необходимо постоянно помнить о том, что характер этого взаимоотношения в каждом конкретном случае определяется экологическими особенностями данного вида. Как в количественном, так и в качественном отношении эти взаимоотношения будут существенно различаться, например, у рыб, обитающих в различных условиях освещения, температуры, движения воды и т.д.

Так, у пресноводных рыб, нерестящихся в проточной холодной воде на значительной глубине (сиг), личиночный период короткий, личинки сразу начинают активно плавать, и отрицательный геотаксис, а затем и положительный фототаксис приводят их в поверхностные слои воды. Личинки же рыб, нерестящихся в мелководных, слабопроточных, поросших растительностью водоемах (сазан, щука), долго пребывают на месте, приклеиваясь (выделениями специальных желез) к растениям. Решающее значение в этом смысле имеет врожденное узнавание на основе тигмотаксиса, обеспечивающего тесный контакт животного с субстратом. К поверхности воды эти мальки поднимаются по мере своего развития лишь постепенно, как бы по ступенькам, причем тигмотаксис все больше слабеет, положительный же фототаксис все усиливается. Понятно, что и условия накопления первичного опыта, а тем самым и взаимоотношения между врожденным узнаванием и ранним научением, будут у этих двух групп рыб в корне различными.

Вопрос 56

· Ювенильный период начинается с момента завершения метаморфоза .новый период онтогенеза - ювенильный, или как его иначе называют, подростковый или предадультный, т.е. предшествующий взрослению. Он продолжается вплоть до периода полового созревания. В данный период детеныши большинства видов перестают питаться материнским молоком. Они начинают совершать довольно дальние путешествия от родного гнезда, посещать соседние территории. У детенышей меняются зубы, и этот процесс сопровождается целым рядом физиологических особенностей. Формируются типологические особенности темперамента и характера, оборонительные реакции. Идет подготовка к половому созреванию, проявляющаяся в "сексуальных играх", имеющих огромное значение для дальнейшего полового поведения. Особенно это касается кобелей.

· Этот период является естественным продолжением периода социализации. Все процессы, связанные с формированием социального поведения животного, продолжаются. Однако, если в предыдущий период детеныш осваивает в основном правила поведения в семье, то во время ювенильного периода он должен хорошо усвоить нормы поведения в сложном социуме, в котором ему предстоит существовать в течение всей дальнейшей жизни.

· 2. Формирование типологических особенностей. В раннем возрасте все щенки ведут себя очень похоже - они контактны, игривы, легко возбудимы и практически не имеют ярко выраженных индивидуальных черт. Различия основных свойств нервной системы обнаруживаются к концу второго месяца жизни, но наиболее четкое выражение они приобретают к трем-четырем месяцам. Аналогичный процесс можно наблюдать и у детенышей других видов.

· 3. Юношеская осторожность. В начале ювенильного периода у большинства детенышей начинает проявляться пассивно-оборонительная реакция, резко изменяющая поведение и определяющая все последующие характеристики высшей нервной деятельности. Постепенно, по мере освоения детенышем закономерностей окружающего мира, она уменьшается.

· Угашение пассивно-оборонительной реакции на мало значимые признаки фактически аналогично привыканию, которое обеспечивает адекватность реакциям организма, устраняя все лишние,, что позволяет экономить массу энергии. Животное способно притерпеться к любым воздействиям, с которыми ежедневно встречается на своей территории, и не откликаться на них ни ориентировочной, ни оборонительной реакциями, адаптироваться к товарищам по стаду и ограничить свои реакции, возникающие в их присутствии, лишь действительно необходимыми. Короче говоря, не будь привыкания, любое животное было бы похоже на пуганую ворону, которая шарахается от каждого куста. Благодаря привыканию происходит стандартизация общественного поведения любого сообщества животных, что одновременно приводит к обострению восприятия важнейших ключевых стимулов.

· Во время ювенильного периода большое место в поведении детенышей занимают сексуальные игры. Очень большое значение имеют "сексуальные игры" молодняка, в процессе их происходит тренировка отдельных компонентов этого сложного поведенческого акта.

Вопрос 57

Сравнительный анализ показывает, что за исключением отдельных наблюдений нет доказательств способности к игре у кого-либо кроме млекопитающих и некоторых видов птиц

Установлено, что существуют значительные различия в интенсивности и характере игры у разных видов грызунов. Она очень характерна для молодняка большинства видов хомячков (Лоренц [21 ];

Фабри, Мешкова [31 ]), а также крыс [25] и полевок [9 ]. В характере социальных игр четко отражается видовая специфика поведения взрослых животных. Как отмечает К.Э. Фабри [29], у одних видов грызунов (морские свинки) игровая борьба отсутствует, а социальные игры сводятся к сигналам «приглашения». В отличие от них, у большинства других грызунов распространены именно игровые схватки. Так, общеизвестно, что для онтогенеза крыс характерны разнообразные и интенсивные преследования и схватки, тогда как у мышей возможность локомоторных и социальных игр была доказана сначала на диких видах. Однако в настоящее время важная роль социальных игровых контактов для развития поведения мышей привлекает все больше внимания и широко исследуется на лабораторных линиях [50 ]. Особенно отчетливо игровые взаимодействия грызунов проявляются в физически сложной среде обитания [25; 26 ].

Как мы уже упоминали выше, исследования игры грызунов очень разнообразны, и здесь мы остановимся лишь на одном аспекте исследований, непосредственно развивающем представления Д.Б. Эльконина и К.Э. Фабри о природе игры и связанном с анализом специфической проблемы.

Речь идет об исследовании психологических механизмов, лежащих в основе синурбанизации — изменения поведения видов, приспосабливающихся к жизни в условиях антропогенной трансформации среды. На основе наблюдений за животными-синурбанистами и сравнения их с животными из природных популяций Н.Н. Мешкова и Е.Ю. Федорович [25 ] показали, что, будучи одной из основных форм поведенческой активности в ювенильный период, игра обеспечивает в дальнейшем саму возможность психической ориентировки в изменчивых ситуациях, которые во множестве возникают перед животным в городской среде. Авторы высказывают предположение, что в условиях суперизменчивой урбанизированной среды можно ожидать усиленного прогрессивного развития игровой деятельности у видов синурбанистов, особенно эусинантропов, по сравнению с близкими видами, менее склонными или вовсе не склонными к синантропизму. Предполагается, что чем более богата и разнообразна по внешним проявлениям их игра, чем продолжительнее игровой (ювенильный) период онтогенеза (и в целом пребывание в семье), тем большим адаптационным потенциалом поведения обладает вид — синурбанист. В подтверждение такой точки зрения авторы приводят ряд данных, в которых действительно обнаруживается тенденция к усилению развития игры у некоторых видов грызунов-синантропов по сравнению с близкими видами экзрантропами [9 ] или же видами с меньшей степенью синантропизации [13 ].

Игры составляют важную характеристику поведения представителей всех семейств отряда хищных млекопитающих, которые проводят много времени в игре друг с другом и с предметами. Для большинства типичны все варианты подвижных социальных игр (преследования, схватки). Наличие четких специальных сигналов — приглашений к игре — делает игровую агрессию безопасной, и во время схваток и преследований животные не наносят друг другу реальных повреждений. Как уже упоминалось, хищные активно играют с предметами, а у многих видов их матери активно играют с детенышами (кошки, волки, медведи, гиеновые собаки, шакалы).

Особый интерес представляет вопрос о наличии и характере игр у птиц. Отчасти он вызван тем, что и до настоящего времени не полностью изжито ошибочное представление о том, что птицы — существа с примитивной психикой, чье поведение имеет преимущественно инстинктивную основу. Такое представление бытовало из-за того, что мозг птиц устроен особым образом и его высшие интегративные отделы имеют не слоистое (как кора млекопитающих), а ядерное строение. Между тем многочисленные данные морфологов, физиологов и этологов свидетельствуют, что в мозге птиц имеются все те же и не .менее совершенные системы проведения и обработки информации, что и в мозге млекопитающих, а их поведение и высшая нервная деятельность в целом такие же, как у млекопитающих. В частности, показано, что наиболее высокоорганизованные представители этого класса — врановые — обладают не только хорошей способностью к обучению, но и некоторыми элементарными формами довербального мышления [10]. По способности к решению ряда сложных когнитивных тестов они не уступают приматам.

Особо следует отметить, что наши исследования онтогенеза поведения врановых свидетельствуют о наличии у них длительного ювенильного периода. Созревание мозга и более сложных психических функций продолжается по крайней мере в течение всего первого года жизни. В этой связи сравнительная характеристика их игрового поведения представляет несомненный интерес. Специальных исследований в этой области почти не проводилось, однако даже краткое обобщение имеющихся в разных работах данных свидетельствует о сходстве основных характеристик игры птиц и млекопитающих.

Вопрос 58

в бесчисленных обществ животных, борьба между отдельными лицами для средств к существованию исчезает, как борьба заменяется сотрудничество, и как, что замена приводит к развитию интеллектуальных и моральных способностей, которые обеспечивают, чтобы виды лучшие условия для выживания.

Внутривидовые коммуникации в сообществах животных, безусловно, организованы и биологически целесообразны. Коммуникациями, в широком смысле слова, называют любые взаимодействия между двумя или большим числом индивидов. Собственно говоря, организация любого сообщества животных базируется на информационном взаимодействии его членов, где каждый член вносит свой вклад в дело противостояния с конкурентами и с неблагоприятными физическими обстоятельствами.

Реальные способы социальных взаимодействий у разных видов общественных животных конечно же различны в деталях и весьма изменчивы, зависимы от конкретных окружающих обстоятельств — распределения пищевых ресурсов и давления со стороны хищников. Вместе с тем они поражают своей изоморфностью, которая выражается в принципиальном структурном сходстве социальных систем у представителей очень далёких друг от друга видов.

Если некий конкретный ландшафт или физическое пространство, где обитает биологический вид или отдельная популяция какого-либо вида, возможно описать на языках, например, физической географии, геофизики, геохимии, климатологии, тогда и биолог, добавив сюда все биотические факторы, опишет его и обозначит как — биотоп*** (*** От греч. bios + topos — место обитания; употребляется в двух смыслах, например: 1) биотоп — пруд, озерко; 2) биотоп волка). При этом, все допустимые для определённого вида взаимодействия по своей конфигурации будут представлять собой как бы деятельностный «слепок» с внешних обстоятельств. И в законах социальной организации жизни каждого вида животных абсолютно точно и полно отразятся законы мира, в котором они фактически существуют. Границы же фактической среды обитания общественных животных в огромной мере «определяются» возможностями социальных функций вида.

Всё многообразие контактов между членами популяции построено либо на позитивных акциях — взаимном притяжении, могущим привести к кооперации, либо на негативных, отталкивающих акциях — агрессии, приводящей к рассредоточению, а также на нейтральных, безразличных для партнёров действиях. Эффективно организованное сообщество, основанное на подвижном балансе таких акций, как раз и будет называться биологом социумом.

Вопрос 59

Территориальное поведение животных

Территориальное поведение животных, в широком смысле — все многообразие способов активного рассредоточения в пространстве особей или их группировок, слагающих данную локальную популяцию вида.

В основе активного рассредоточения (территориальности) лежит конкуренция из-за пространства со всеми его ресурсами (убежища, пища, особи противоположного пола и т.д.). Конкуренция порождает взаимный антагонизм, который проявляется во взаимном избегании — путем сохранения между особями индивидуальных дистанций (например, в колониях сидячих усоногих ракообразных) или за счет деления местности на индивидуальные, семейные или групповые участки. В некоторых случаях антагонизм приводит к уничтожению себе подобных и уменьшению плотности популяции. Групповую территорию охраняют от соседей либо чаще всего самцы, либо большинство (рабочие муравьи, трутни у пчел). Для большинства животных характерны сезонные территории, удерживаемые только в период размножения. Особи, не способные удержать территорию, исключаются из размножения, они в большей степени подвержены смертности. Таким образом, территориальное поведение ограничивает число реальных производителей, снижая плотность популяции и уровень ее самовоспроизведения, и тем самым сдерживает чрезмерный рост ее численности. Возможно, территориальное поведение возникло в ходе филогенеза как механизм регуляции пищевых потребностей популяции.

В узком смысле под территориальным поведением понимают набор сигнальных средств, обеспечивающих рассредоточение и регулирующих отношения владельцев соседних или частично перекрывающихся участков обитания. Эти сигналы, различные у разных видов, могут быть контактными и отдаленными (пение птиц, вой волков, стрекотание кузнечиков и т.д.). Набор зрительных и осязательных угрожающих сигналов (вплоть до открытой агрессии и драки) используется при столкновении соседей на общей границе и территории. Для маркирования границ используются разнообразные пахучие вещества. Границы территории хорошо известны её законному владельцу и отмечены выделениями особых пахучих желёз. Некоторые антилопы, например, отмечают веточки деревьев и кустов, растущих на границах их территории, выделениями пред-глазничной железы. Медведи трутся спиной о деревья и камни, оставляя на них жирный след. Когда собака так часто поднимает ногу, она делает это для того, чтобы закрепить за собой право на деревья, камни и даже охраняемый ею автомобиль во дворе. Несколько капель мочи, оставленной на предметах, дадут знать предполагаемому сопернику, что ему лучше держаться подальше.

И ещё

Кроме территории, привязанной к физическому окружению, территории, которую животное делит со своими ближайшими сородичами, каждая особь имеет и своё собственное индивидуальное пространство. Оно представляет собой некую неотчуждаемую, неотделимую от индивидуума «психологическую территорию» Понятно, что эта территория в такой степени неотъемлема от индивидуума, что перемещается вместе со своим хозяином. Хотя индивидуальное пространство фактически не связанно с ландшафтом, но иногда оно может как бы «склеиваться» с участком физической территории, например, с гнездом.

И у многих видов, образующих большие скопления, отдельные особи никогда не переступают определенного предела между каждыми двумя животными всегда сохраняется какое-то постоянное пространство Хорошим примером тому служат скворцы, которые рассаживаются на телеграфном проводе с правильными промежутками, словно жемчужины в ожерелье Дистанция между каждыми двумя скворцами в точности соответствует их возможности достать друг друга клювом Непосредственно после приземления скворцы размещаются случайным образом, но те, которые оказались слишком близко друг к другу, тотчас затевают драку, и она продолжается до тех пор, пока повсюду не установится «предписанный интервал», очень удачно обозначенный Хедигером как индивидуальная дистанция Пространство,

Вопрос 60

В этологии (биосоциологии) существует несколько подходов к классификации структуры сообществ Каждый подход имеет доста точно убедительные основания и удобен для специалистов разного профиля при решении своих задач (экологических, этологических, сравнительно-психологических, эволюционных). Для нас наиболее привлекательна классификация, предложенная К.Лоренцем, поскольку в её основании лежит психологический ключ — уровень избирательной индивидуальной ориентированности и привязанности членов сообщества друг к другу. Он выделяет три ведущих типа социальной организации сообществ у высших животных. Уже в наименовании типов лежит ёмкая психологическая характеристика их организации: 1) анонимная стая; 2) сообщество без любви; 3) союз

1. Анонимная стая – самая примитивная форма сообщества – явление, наблюдаемое уже у многих беспозвоночных (к примеру, у насекомых), но такой способ организации может встречаться и у высших животных и человека (при панике). Анонимная стая состоит из однородных элементов, но не имеет структуры, иерархии, вожаков и ведомых, хотя в ней и существует взаимовлияние особей друг на друга, в результате которого может наблюдаться их движение в одном направлении. Такая реакция может быть врожденной (к примеру, у уток, которые реагируют на цвет оперения своего вида и летят следом) или приобретаться в результате обучения. Направление движения определяется случайно (к примеру, у косяка рыб), «вожаком» на короткое время может стать любая особь, за которой последует большинство сородичей. И поскольку все члены стаи ориентируются на поведение других, таким «вожаком» может стать и патологическая особь, как в эксперименте Эриха фон Хольста, искусственно лишенная нормального проявления социального инстинкта. Для анонимной стаи характерно также отсутствие как личных связей, так и агрессивности.

2. Семейная и общественная жизнь, построенная по принципу территориальности (к примеру, у некоторых птиц, которые гнездятся колониями), или сообщество без любви (термин К. Лоренца. – Т. Б.), которое также характеризуется отсутствием иерархии доминирования-подчинения.

3. Гигантская семья, члены которой узнают друг друга по какому-то общему признаку (запаху, например) и проявляют по отношению друг к другу лояльность, а представителей другой семьи воспринимают как врагов (к примеру, у крыс). Характерная особенность – отсутствие иерархии доминирования-подчинения во взаимоотношениях членов сообщества.

4. Группа (снова термин К. Лоренца! – Т. Б.) – совокупность существ, которые связаны между собой узами личной связи. При этом важной особенностью является способность отдельных животных персонально узнавать других членов группы в любых возможных обстоятельствах (такое узнавание основано не только на врожденных реакциях, но и на приобретенном опыте). Впервые такое группообразование встречается у высших костистых рыб (цихлид, например), отличающихся высоким уровнем внутривидовой агрессии. Эволюционной праформой группообразования является объединение супружеских пар, сообща заботящихся о потомстве. Очень важная особенность такого типа сообщества – наличие иерархии доминирования-подчинения у членов сообщества. И в самых развитых сообществах обязательно есть вожак (или, вернее, вожачество, потому что, как мы увидим ниже, в сообществе может быть несколько вожаков).

Вопрос №61

Типология сообществ.В этологии (биосоциологии) существует несколько подходов к классификации структуры сообществ. Каждый подход имеет достаточно убедительные основания и удобен для специалистов разного профиля при решении своих задач (экологических, этологических, сравнительно-психологических, эволюционных). Для нас наиболее привлекательна классификация, предложенная К.Лоренцем, поскольку в её основании лежит психологический ключ — уровень избирательной индивидуальной ориентированности и привязанности членов сообщества друг к другу. Он выделяет три ведущих типа социальной организации сообществ у высших животных.

Уже в наименовании типов лежит ёмкая психологическая характеристика их организации: 1) анонимная стая; 2) сообщество без любви; 3) союз.

Анонимная стая Самая простая и частая из всех трёх форм сообществ — «анонимная стая». Если социологи полагают, что изначальной формой социального объединения является семья, а уже из нее в ходе эволюции образовались все известные у высших животных виды сообществ, то этологи (биосоциологи) считают, что первичной формой сообщества (в широком смысле слова) было анонимное скопление, типичные образцы которых являют собой рыбы в океане. Такая форма организации обнаруживается уже у беспозвоночных, например, у каракатиц и у насекомых. Конечно, она встречается и у высших животных; даже люди при определенных (страшных, драматичных) условиях могут впасть в стаеподобное состояние.

В стае нет вожаков и ведомых. Управление коллективным поведением осуществляется передачей настроения (эмоциональной инициацией). Несмотря на то, что особи в таких сообществах, несомненно, влияют друг на друга и между ними устанавливаются некие примитивные способы «взаимопонимания», но, по сути,— это лишь огромные массы совершенно идентичных элементов. Если кто-то замечает опасность и в ужасе шарахается в сторону, все остальные, кто заметил этот страх, заражаются этим настроением. Однако окажется ли это событие способным изменить направление движения косяка — это вопрос количественный, зависящий от того, сколь много особей испугалось и насколько силён испуг (как энергично они удирали). Аналогично реагирует косяк рыбы и на позитивные стимулы (проявляет положительный таксис).

Видимо, в анонимном сообществе организующие сигналы распространяются безадресно, по всем направлениям, и поэтому его иногда назвают эквипотенциальным.

Вместе с тем, ситуационная информация с периферии стаи обладает большей значимостью, чем из её центра. Направляющие движение сигналы первыми издают особи, оказавшиеся с краю, но поскольку члены такого сообщества постоянно меняют своё положение, то невольным лидером, за которым устремляются все, может оказаться любой.

Целесообразные коллективные реакции, осуществляемые на основе неоформленной, чисто количественной «демократии» стаи, замедленны, малочувствительны и слабоизбирательны. Поскольку управляются они не на знаковой основе, а путём передачи настроения, когда любое решение даётся с трудом. Чем больше косяк рыбы, чем сильнее их стадный инстинкт, тем менее он чувствителен к внешним стимулам. Если какая-то рыба увидела корм и поплыла по направлению к нему, оторвавшись от косяка, то вскоре она, как под влиянием магнита, вынуждена будет вернуться назад, подчиняясь стадному инстинкту. Так что большая стая мелких и плотно сбившихся рыбёшек — образец нерешительности. Такая «демократия стаи» внушает сомнения и даже опасения.

Простой, но очень важный для социологии опыт, который провел однажды на речных гольянах Эрих фон Хольст. Он удалил однои-единственной рыбе этого вида передний мозг, отвечающий, по крайней мере, у этих рыб, за все реакции стайного объединения. Гольян без переднего мозга выглядит, ест и плавает как нормальный, единственный отличающий его поведенческий признак состоит в том, что ему безразлично, если никто из его товарищей не следует за ним, когда он выплывает из стаи. Таким образом, у него отсутствует нерешительная «оглядка» нормальной рыбы, которая, даже если очень интенсивно плывет в каком-либо направлении, уже с самых первых движений обращает внимание на товарищей по стае, плывут ли за ней и сколько их, плывущих следом Гольяну без переднего мозга это совершенно безразлично, если он видел корм или по какой-то другой причине хотел куда-то, он решительно плыл туда— и, представьте себе, вся стая плыла следом. Искалеченное животное как раз из-за своего дефекта стало несомненным лидером.

Разберемся — есть ли какой-то биологический смысл в таком странном объединении? Поскольку сами мы существа социальные, то любое объединение животных представляется совершенно естественным и не требующим объяснения. Однако вопрос «зачем?» становится правомочным, едва начинаешь присматриваться к недостаткам такого способа существования, как крупная стая.

Очевидно, что большому количеству животных трудно найти корм, им сложно спрятаться от хищников, они легче уязвимы паразитами и более подвержены инфекциям. Поскольку инстинкт, собирающий животных, обладает огромной силой, а притягивающее действие его возрастает пропорционально размеру стаи, то это обстоятельство может стать роковым и привести к гибели её членов. Так, при благоприятных погодных условиях, способствующих высокому урожаю на кормовых угодьях, скопления вьюрков легко может превысить обычную величину на порядок, а это вызывает массовую зимнюю гибель птиц от голода.

Если животные, собирающиеся в стаю, хоть сколько-нибудь вооружены, то преимущество стайной организации будет очевидным — в их единстве сила. Они в состоянии отразить нападение хищника или даже «запугать» его. Из этого преимущества родились тяжеловооруженные боевые порядки буйволов и других мирных растительноядных животных, способных заставить ретироваться самых страшных хищников. А вот что дает тесная сплочённость стаи животным безоружным, например — мелким птицам, совершающим перелёты, или несметным косякам сельди?

Здесь много неизвестного. Но достаточно привести и один аргумент, который способен убедить в целесообразности объединения беззащитных животных в стаи:

У меня есть только один предположительный ответ, и я высказываю его с сомнением, так как мне самому трудно поверить, что одна-единственная маленькая, но широко распространённая слабость хищников имеет столь далеко идущие последствия в поведении животных, служащих им добычей.

Эта слабость состоит в том, что очень многие, а может быть даже и все хищники, охотясь на одиночную жертву, не способны сконцентрироваться на одной цели, если в то же время множество других, равноценных, мельтешат в их поле зрения. Попробуйте сами вытащить одну птицу из клетки, в которой их много. Даже если вам не нужна какая-то определённая птица, а просто нужно освободить клетку, вы с изумлением обнаружите, что необходимо сосредоточиться именно на какой-то определённой, чтобы поймать хоть одну. Кроме того, вы поймёте, насколько трудно сохранить эту нацеленность на определённый объект и не позволить себе отвлекаться на другие, которые кажутся более доступными. Другую птицу, которая вроде бы лезет под руку, почти никогда схватить не удаётся, потому что вы не следили за её движениями в предыдущие секунды и не можете предвидеть, что она сделает в следующий момент. И ещё — как это ни поразительно — вы часто будете хватать по промежуточному направлению, между двумя одинаково привлекательными.

Таким образом, задача выбора из равноценных альтернатив может стать губительной не только для Буриданова осла. Для хищников отказ от решения подобных задач — надёжный способ быть сытым. Указанный тип задач неразрешим и для современных боевых ракет с радарным наведением — они не попадают в цель, проходя по равнодействующим траекториям между ними, если цели расположены близко друг к другу и симметрично относительно исходной траектории ракеты. Так почему же этим приёмом не сбивать с толку хищников, особенно крупных хищников «одного удара»? В результате даже крупные профессиональные хищники, как лев и тигр, инстинктивно избегают нападать на жертву внутри плотного стада. Что же говорить о мелких хищниках—они всегда стараются отбить, отколоть от стада своих жертв кого-то одного, прежде чем соберутся всерьёз напасть на него. Это довольно любопытный способ эксплуатации ступора, возникающего при остром «интерпсихическом» конфликте в межвидовых взаимодействиях

Стая — такая форма объединения животных, которая подразумевает совершенную анонимность её членов. Иногда животные, в зависимости от обстоятельств, например, от сезона, способны изменять форму организации сообщества, переходя от оседлого семейного образа жизни к стадному (например, в форме перелётной стаи). В последнем случае редко сохраняются личные привязанности (между родителями и детьми или между супругами). Стаеобразование и личная дружба исключают друг друга. Стаи у высших животных, как правило, неустойчивые, недолговременные сообщества. Так, известны «охотничьи» стаи волков, «миграционные» стаи у некоторых грызунов.

Стая — это форма объединения, для которой типична минимальная агрессивность по отношению друг к другу. Этим объясняется способность косяковых рыб держаться исключительно плотно, почти касаясь друг друга (сельдевые и карповые). В этом убеждает то обстоятельство, что у животных, которые становятся агрессивными только в период размножения, а в остальное время (не связанное со спариванием и заботой о потомстве) утрачивают агрессивность и образуют анонимные стаи. Здесь уже не существует супругов, родителей и детей, друзей или даже соседей.

Сообщество без любви У животных и у людей бывают такие долговременные взаимодействия, при которых личные узы не возникают. В таком случае может быть снята завеса анонимности, и допускается знакомство, и каждая особь наделяется персональными знаками отличия. Известно, например, что деловым партнёрам необходимо знать друг друга, но вовсе не обязательно связывать себя дружескими узами. Часто это даже противопоказано, ибо: «Дружба — дружбой, а служба — службой!». И у многих видов животных могут существовать такие индивидуальные связи, которые возникают через общие интересы партнеров в общем «предприятии».

Важнейшей чертой такого рода сообществ является отсутствие пространственного «притяжения» между отдельными животными, персонально знающими друг друга, которое приводит к их постоянному совместному пребыванию. Казалось бы, что дружеское притяжение зависит от степени знакомства соответствующих существ. В действительности избирательное привыкание ко всем стимулам, исходящим от знакомого сородича, является важнейшей предпосылкой для возникновения личных связей, но — только предпосылкой. Как это не удивительно, но у многих птиц, в том числе и у живущих в пожизненном «браке», самцы и самки совершенно не нуждаются друг в друге. Фактически они не обращают внимания друг на друга, если им не приходится ухаживать за птенцами и заботиться о гнезде.

Крайний случай такой связи — индивидуальной, но не основанной на индивидуальном узнавании и на любви партнёров — представляет то, что Хейнрот назвал «локальным супружеством». Например, у зелёных ящериц самцы и самки занимают участки независимо друг от друга, и каждое животное обороняет свой участок исключительно от представителей своего пола. Самец ничего не предпринимает в ответ на вторжение самки: он и не может ничего предпринять, поскольку торможение, о котором мы говорили, не позволяет ему напасть на самку. В свою очередь самка тоже не может напасть на самца, даже если тот молод и значительно уступает ей в размерах и силе, поскольку её удерживает глубокое врождённое почтение к регалиям мужественности, как было описано ранее. Поэтому самцы и самки устанавливают границы своих владений так же независимо, как это делают животные двух разных видов, которым совершенно не нужны внутривидовые дистанции между ними. Однако они принадлежат всё же к одному виду и поэтому проявляют одинаковые «вкусы», когда им приходится занимать какую-то норку или подыскивать место для её устройства... И потому — иначе попросту и быть не может — самец и самка, которых ничего друг от друга не отталкивает, поселяются в одной и той же квартире

Но, кроме того, очень редко два возможных жилища оказываются в точности равноценными и одинаково привлекательными, так что мы совсем не удивились, когда в нашем вольере в самой удобной, обращенной к югу норке тотчас же обосновались самый сильный самец и самая сильная самка из всей нашей колонии ящериц. Животные, которые подобным образом оказываются в постоянном контакте, естественно, чаще спариваются друг с другом, чем с чужими партнёрами, случайно попавшими в границы их владений; но это вовсе не значит, что здесь проявляется их индивидуальное предпочтение к совладельцу жилища. Когда одного из «локальных супругов» ради эксперимента удаляли, то вскоре среди ящериц вольера «проходил слух», что заманчивое имение самца — или, соответственно, самки — не занято. Это вело к новым яростным схваткам претендентов, и — что можно было предвидеть — как правило, уже на другой день следующие по силе самец или самка добывали себе это жилище вместе с половым партнёром.

Вряд ли кто-то решится назвать такого рода партнёрство семьёй. Поразительно другое — почти так же, как описанные зелёные ящерицы, ведут себя и хорошо известные аисты. Те самые аисты, о супружеских парах которых ходит множество красивых историй. В действительности для аиста супруга значит не так уж и много. Самцы и самки аистов в сезонных перелётах на юг и обратно летают по отдельности. Мало того, самец и самка вообще почти не летают вместе. Нет никакой уверенности, что он её бы узнал вдали от гнезда. Супругов аистов не связывает волшебная тяга друг к другу, как гусей, журавлей, галок и воронов, тяга, которая тем сильнее, чем дальше они друг от друга находятся. «Рассеянное» отношение аистов друг к другу прекрасно характеризует наблюдение известного орнитолога Эрнста Щюца, описавшего поведение пары, гнездившейся на его крыше.

В тот год самец вернулся рано, и едва прошло два дня его пребывания дома — появилась чужая самка. Самец, стоя на гнезде, приветствовал чужую даму хлопаньем клюва, она тотчас же опустилась к нему на гнездо и также приветствовала в ответ.

Самец без колебаний впустил её и обращался с нею точь-в-точь, до мелочей, так, как всегда обращаются самцы со своими долгожданными супругами. (Профессор Шюц говорил мне, он бы поклялся, что появившаяся птица и была долгожданной, если бы его не вразумило кольцо — вернее, его отсутствие — на ноге новой самки). Они вдвоем уже вовсю были заняты ремонтом гнезда, когда вдруг явилась старая самка. Между аистихами началась борьба за гнездо «не на жизнь, а на смерть», а самец следил за ними безо всякого интереса и даже не подумал принять чью-либо сторону. В конце концов новая самка улетела, побеждённая «законной» супругой, а самец после смены жён продолжал свои занятия по устройству гнезда с того самого места, где его прервал поединок соперниц. Он не проявил никаких признаков того, что вообще заметил эту двойную замену одной супруги на другую.

То есть брачное и родительское поведение, а также обладание «семейной» территорией, не обязательно предполагают полноценную социальность животных (в человеческом понимании этого слова). Поведение животных в сообществах, вроде вышеописанною, вполне целесообразно, а взаимодействующие партнёры достигают общих целей. Однако здесь ещё нет социальной группы, того самого «социума», который предполагает индивидуальность (некий узнаваемый набор качеств) каждого из членов, а вместе с этим индивидуальную, персонифицированную и эмоционально окрашенную реакцию отдельного члена группы на любого другого знакомого ему члена сообщества. Тут имеет место лишь пассивная терпимость или нетерпимость к хорошо знакомому соседу.

В эволюционном ряду становления социального поведения, форма объединения пар, сообща заботящихся о потомстве, но не имеющих личной привязанности, была своеобразной праформой социальных групп, связанных личными отношениями.

Надо думать, что мозг животных, образующих сообщества вышеназванного типа, ещё не способен к должному избирательному эмоциональному разогреву тех областей, которые обеспечивают полноценное исполнение знаковых функций.

Союзы. Если в сообществах вышеописанного типа любая особь равноценно заменяет другую как элемент надиндивидуального сообщества, то в сообществах типа «союз» легко обнаруживается и объективно измеряется личная связь. В предыдущем же случае можно измерить только адресную агрессивность. Следовательно, союз — это совокупность существ, связанных личными узами, которую можно спокойно обозначить как социальную группу.

В союзе, как и в анонимной стае, существует объединение членов группы в реакциях, однако, в отличие от безличных сообществ, групповые объединяющие реакции тесно связаны с индивидуальностью членов группы. В истинных группах реакции не связаны с территорией, а характеризуются независимостью от места. При этом роль каждого члена группы остаётся одной и той же в поразительном множестве самых разнообразных внешних обстоятельств. Отсюда следует, что предпосылкой для любого группообразования является персональное узнавание партнёров в любых ситуациях. Знание партнёров должно быть усвоено индивидуально и не может опираться только на условные реакции (как это бывает в анонимных сообществах).

Предположение, что поведение супружеской пары в рамках брачного поведения и в уходе за потомством послужило основой для формирования личностно ориентированных социальных отношений в группах, является настолько правдоподобным, что даёт основания для выяснения эволюционных принципов организации социальных групп в наблюдениях именно в этой форме поведения.

Внимательный аквариумист, следя за событиями, приводящими к образованию разнополой пары, знает, что поначалу будущие супруги очень нетерпимы и даже злы по отношению друг к другу. Раз за разом они набрасываются друг на друга; такие акции агрессии едва затормаживаются на волосок от «противника», чтобы дело не закончилось тяжёлыми травмами или даже убийством.

В естественных условиях ситуация очень похожа, но партнёры всё же легче привыкают и скорее прекращают борьбу. Весьма вероятно, что это определяется тем, что мальки растут вместе. Подросшие самцы захватывают себе более или менее значительный участок водного пространства. Стычки на границе будущей семейной территории продолжаются. Если же самка становится готовой к спариванию, то её поведение меняется. Она осторожно приближается к владельцу участка; он нападает на неё (поначалу вполне серьёзно), но она демонстрирует признание главенства самца, отвечая «покорностью», готовностью к бегству на его выразительные движения агрессии. А затем вдруг отвечает ему так называемым «чопорным» поведением, когда её «застенчивость» внезапно проходит, и самка дерзко и заносчиво внедряется прямо в середину владений своего избранника. Такое поведение самки — важнейший элемент сексуальной демонстрации. Самец, возбуждённый бесцеремонным поведением самки, начинает яростную атаку на неё. Фактически же не на неё, а чуть-чуть мимо, в естественных условиях на какого-нибудь другого сородича, на ближайщего соседа. Это — классический образец акции, которую К. Лоренц и Н. Тинберген назвали переориентированным действием. Такое действие вызывается каким-то одним объектом, но этот объект демонстрирует тормозящие стимулы, и тогда действие направляется на другой объект, как будто последний и является его настоящей причиной. Точно так же и разъярённый человек стукнет кулаком по столу, а не по лицу своего оппонента — ибо ярость требует выхода, но прямое ответное действие тормозится социальными запретами.

В биологии известно великое множество случаев изменения функций органов.

Вопрос №62

Анатомия и физиология социальных групп

Социальные группы — это устойчивые надорганизменные системы, обладающие собственным потенциалом к адаптации. При этом многие их качества позволяют отнести их к числу сверхсложных систем. Такие возникшие естественным путём социальные системы имеют ряд важнейших особенностей, характерных для биологических объектов: способность к самоподдержанию своих основных качеств (гомеостазу), способность к восстановлению (регенерации), способность к размножению (самовоспроизводству). Такие сообщества способны ещё и к «спонтанному» (эволюционно-адаптивному) совершенствованию. Станем ли мы настаивать на идентичности естественных сообществ (биосоциальных систем) у животных и социальных образований у человека — другой вопрос. Мы обязаны лишь обратить внимание на то, что в природе есть «эволюционные функциональные аналоги-» человеку и «человеческому» не только в психической, но и в социальной организации. Разные виды животных «используют» разного рода способы социальной организации. Биологи уверены, что природные биосоциальные системы обладают достаточно полным набором внутренних механизмов, определяющих границы их приспособительных возможностей. Важнейшие проявления организации биосоциальных систем:

1) иерархия и доминантность, которые обеспечивают в сообществах организованность потоков информации, распределение функций и целесообразность (целеустремлённость) действий членов группы в самых различных ситуациях;

2) социотомия, важнейший из механизмов, обеспечивающий оптимизацию численности группы;

3) социальное партнёрство — механизмы кооперации особей, обеспечивающие достижение целей частью членов сообщества (группой или отдельным членом) в условиях конкуренции или конфликта целей с другими его членами;

4) клубы — организованное социальное пространство для релаксации и игр членов сообщества и некоторые другие формы.

Иерархия. Достаточно долго люди относились к сообществам животных как к неорганизованной орде. На самом деле среди них царит жёсткий иерархический порядок. Иерархия может устанавливаться в малых группах, например, в небольших семьях. Но наиболее выражена она в больших и генетически разнородных группах животных одного вида, занимающих общую территорию. Здесь ни одна особь не считает какой-либо участок своим собственным, и каждое животное пользуется им лишь временно; однако не все места одинаково доступны всем особям. Следовательно, иерархия — это производное от агрессивности и территориальности животных. Среди позвоночных иерархическая организация сообщества достигает наивысшего совершенства у приматов. Выраженность иерархической организации тем сильнее, чем больше опасностей угрожает данному виду.

Сущность иерархически упорядоченной организации состоит в организации «пирамиды субординации» (рис. 33). Вершину такой ступенчатой пирамиды занимает наиболее агрессивная и опытная особь (иногда — особи). Особей, занимающих господствующие места, называют доминантами, а располагающихся на ступеньку ниже — субдоминантами. Ранги животных, в зависимости от занимаемых ступенек в пирамиде, обозначаются буквами латинского алфавита (от альфы до омеги, причем омегой называют особей низшей ступени не зависимо от того, сколько реальных ступеней такая пирамида содержит). Доминирующие члены группы захватывают лучшие участки, лучшую еду, лучших самок. Если животное заняло доминирующее положение, то оно всеми силами стремится сохранить его, прибегая как к физическим средствам наказания, так и к знаковым средствам устрашения или подавления по отношению к непокорным (или к потенциальным конкурентам-субдоминантам).

Демонстрируя свое превосходство, доминирующее животное всеми способами показывает самоуверенность, важность своей персоны — стремлением находиться на возвышенных местах, походкой, показной агрессивностью. Это особенно заметно, когда подчинённые ему особи начинают волноваться и нервничать. Важно, что видимая, подчёркнутая (возведённая в ранг знаковой формы) самоуверенность вожака психологически необходима для всех членов сообщества, свидетельствуя для них об общем благополучии ситуации, их защищённости от внешних и внутренних неприятностей. Поведение доминанта всё время отслеживается остальными животными, и когда он перемещается, они спешат изменить своё местоположение.

Иерархический порядок устанавливается в результате агрессивных стычек, а заканчивается демонстрацией позы подчинения или бегством побеждённого. Победитель умиротворяется и может заменить действительное избиение ритуальным — потрепать за волосы, похлопать лапой, толкнуть, ущипнуть, обгадить. Иерархическая организация динамична в том смысле, что её статус непрерывно подтверждается (выверяется), а в случае гибели, старости, ранения и даже «потери лица» доминанта, его место занимает один из субдоминантов (особей ранга «бета»). Жёсткая, но очень эффективная система организации, где каждый знает своё место, каждый подчиняет и подчиняется. Важнейшее её назначение — избегать постоянных конфликтов каждого с каждым, борьбы всех со всеми за первенство, в результате чего формируется внутренняя сплочённость как основание для совместных действий всей группы.

Доминантом становится не обязательно самое сильное животное, а то, которое более агрессивно, много и умело угрожает другим и легко выдерживает чужие угрозы. Будь это человек, его бы назвали настырным. Ему начинают привычно уступать по той причине, что «неохота связываться». Эту особенность доминантности должны учитывать психологи и педагоги.

Это обстоятельство более характерно для взрослых людей. Дети чаще прямо меряются силой (настырных часто бьют). Способность к доминированию — настырность — и яркость фенотипических проявлений лидера являются биологически целесообразной психической функцией, но способностью к ней обладают не все животные в равной мере. Некоторые сильные и уравновешенные павианы-субдоминанты ни при каких обстоятельствах (даже самых благоприятных) не становятся доминантами. С другой стороны, известно, что хирургическое повреждение «центров агрессивности» в головном мозге ведёт к моментальной потере животным своего ранга и отбрасывает его на самое дно иерархической пирамиды (рис. 34).

Группа животных или людей, предоставленных самим себе, самопроизвольно организуется по иерархическому принципу. Это объективный закон природы, которому крайне трудно противостоять. Можно лишь заменить спонтанную, «зоологическую» самосборку на другую, построенную по разумным человеческим законам. Иерархическая организация сообществ, построенная на принципе доминантности, всегда неустойчива и требует информационной поддержки, значительных усилий на поддержание её целостности. Внешне такие усилия могут проявляться довольно странно.

Обратимся к голубям. Если в группе их мало, между ними устанавливается ряд соподчинения. Побеждающий всех голубь будет доминантом, ниже расположится субдоминант и так далее до самого нижнего ранга. Неизбежно наступает момент, когда доминант клюнет субдоминанта (из-за спонтанной вспышки агрессии). Тот ответит не ему, а клюнет голубя, стоящего ниже его на иерархической лестнице (переадресует агрессию, ведь доминанта трогать страшно). Переадресуясь, агрессия дойдет до стоящего на самой низкой ступени голубя. Тому клевать некого, и он переадресует агрессию земле. По цепочке как бы пробежал сигнал. В данном случае он ничего не сообщил, просто подтвердил иерархию. Но по этой же цепочке можно послать и команду. Например, если взлетит доминант, то за ним и остальные. А можно посылать и очень сложные команды, как это происходит у людей.

В социальной группе иерархическая структура выступает в качестве «несущей конструкции». Реально их может существовать несколько — мужская модель иерархии, женская, подростковая и другие.

Вскоре после окончания Второй мировой войны японские биологи Миияди и Иманиси (Киото) начали изучение социальной организации у приматов в естественных условиях. Но их труды, опубликованные на японском языке, долгое время были неизвестны другим специалистам. Положение исправил знаменитый этолог Карл фон Фриш (владевший японским языком), который в начале 60-х годов случайно обнаружил их книги в библиотеке Чикагского университета. Практически они применяли те же методы, что и К. Лоренц в своих исследованиях гусей и уток. Они стремились знать каждое животное персонально; как только это становилось возможным, животным давались имена. Обезьян (Масаса fuscata), обитавших на изолированном участке побережья острова Кюсю, оказалось нетрудно распознавать по большому разнообразию в окраске их шерсти. Краткое описание работ японских учёных, основанное на сообщении К. Фриша, состоит в следующем:

У макак существует некая социальная структура, нашедшая свое отражение в концентрическом размещении популяции на территории (рис.35) Центр занят почти исключительно самками и молодняком обоего пола, здесь же иногда находятся несколько крупных самцов. В популяции обезьян, обитавших на невысокой горе Такасакияма, таких самцов было шестнадцать, но только шестеро из них — самые крупные и наиболее сильные — имели право на пребывание в центре. Остальные самцы, в том числе те, которые не достигли половой зрелости, находились только на периферии — на скалах или на деревьях. Но и здесь их расселение было не произвольным: не вполне зрелые самцы были оттеснены ближе к границам участка, а взрослые селились поближе к центру. Зато совсем молодые обезьяны могли сколько угодно носиться повсюду, и они широко использовали эту возможность.

Совершенно то же самое наблюдал Тинберген у лаек в Гренландии. Такое размещение не меняется в течение всего дня; животные кормятся на месте. С наступлением вечера группа отправляется на ночлег, и при этом возникает настоящая церемония. В процессии, всегда в одном и том же порядке, шествуют сначала самцы-главари; при них — несколько самок с детёнышами; только вслед за этим, окончательно убедившись, что все «главари» уже проследовали, в «священный центр» группы проникают взрослые самцы низшего, непосредственно подчинённого главарям ранга. Они уводят за собой оставшихся самок и молодых обезьян, разыгрывая ту же роль, какую только что исполнили их вожаки, бдительно охраняют группу от возможного нападения врагов, поддерживая дисциплину, в частности разнимая дерущихся, а затем подают сигнал к отправлению. Вскоре центр пустеет, здесь остаётся разве кое-кто из запоздавших, и тогда сюда осмеливаются в свою очередь проникнуть полувзрослые, не достигшие зрелости самцы; последние замешкавшиеся взрослые самцы пропускают их, позволяя им помочь в сборе отставших самок. Ещё некоторое время могут порезвиться здесь полувзрослые самцы и молодняк, но в конце концов и они уходят. «Тогда появляются самцы-отшельники (на Такасакияме их было трое); они вступают на территорию, к которой не приближались в течение дня, и собирают валяющиеся здесь объедки.

[...] Различие в рангах проявляется и в том, как относятся обезьяны к непривычной пище. Наблюдатели, конечно, не могли полностью оградить Такасакияму от посторонних, не могли запретить им бросать обезьянам конфеты. Но в отличие от обезьян зоопарков, прекрасно знающих, что такое конфеты и как их разворачивать, обезьяны с Такасакиямы никогда не видывали конфет. А непривычная пища считается здесь недостойной главарей, и подбирают её только детёныши. Позже её отведают матери, ещё позже — взрослые самцы (в тот период, когда самки готовятся произвести на свет новых детёнышей, а самцы присматривают за годовалыми малышами). Наконец, в последнюю очередь с конфетами знакомятся самцы, не достигшие зрелости: они живут вдали от других и не общаются с центром.

Вопрос №63

Вскоре после окончания

1 2 3 4 56