ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ Сила воли ведет к действию, а позитивные действия формируют позитивное отношение Как определить диапазон голоса - ваш вокал
Игровые автоматы с быстрым выводом Как цель узнает о ваших желаниях прежде, чем вы начнете действовать. Как компании прогнозируют привычки и манипулируют ими Целительная привычка Как самому избавиться от обидчивости Противоречивые взгляды на качества, присущие мужчинам Тренинг уверенности в себе Вкуснейший "Салат из свеклы с чесноком" Натюрморт и его изобразительные возможности Применение, как принимать мумие? Мумие для волос, лица, при переломах, при кровотечении и т.д. Как научиться брать на себя ответственность Зачем нужны границы в отношениях с детьми? Световозвращающие элементы на детской одежде Как победить свой возраст? Восемь уникальных способов, которые помогут достичь долголетия Как слышать голос Бога Классификация ожирения по ИМТ (ВОЗ) Глава 3. Завет мужчины с женщиной
Оси и плоскости тела человека - Тело человека состоит из определенных топографических частей и участков, в которых расположены органы, мышцы, сосуды, нервы и т.д. Отёска стен и прирубка косяков - Когда на доме не достаёт окон и дверей, красивое высокое крыльцо ещё только в воображении, приходится подниматься с улицы в дом по трапу. Дифференциальные уравнения второго порядка (модель рынка с прогнозируемыми ценами) - В простых моделях рынка спрос и предложение обычно полагают зависящими только от текущей цены на товар. | Э. МакКормак. Когнитивная теория метафоры. 28 страница узкого фрагмента человеческого опыта, и чаще всего — в лирической поэзии, призванной в минимальном объеме синкретично выразить все те разнообразные аспекты человеческого опыта, которые автор связывает со своей темой. VIII Автора можно упрекнуть в том, что до сей поры мало говорилось об «истинной» метафоре, если понимать под последней нечто оригинальное, почти уникальное. Однако оригинальные образования такого рода уместнее всего рассматривать как расширение описанной выше системы присвоения атрибутов. Продвинутая теория метафоры, развившаяся из такой системы, должна проводить четкое разграничение между четырьмя категориями, которые неформально можно описать следующим образом: (1) «буквальные» выражения (iron bar 'железный брусок', black cat 'черная кошка' и т. п.); (2) «постоянное» присвоение атрибутов (iron discipline, yellow rat и т. п.); (3) разовое присвоение (green thought 'зеленая мысль', steel couch 'стальное ложе' и т. п.); (4) «бессмысленные» выражения (stee-mine, procrastination drinks quadruplicity 'промедление пьет учетверенность' и т. д.). Конечно, большинство людей относит к метафоре только случай (3), и на ранней стадии своего развития теория вынуждена исходить из предположения, что (4) — это просто потенциальные (3). Имеются, однако, веские аргументы в пользу того, что это предположение неверно; не имея возможности обсуждать этот вопрос подробно, мы можем все же предложить способ его опровержения «от противного». Пусть все члены полной категории могут представлять эту категорию; это допущение, естественно, распространяется на каждое из двух или более слов, входящих в то или иное словосочетание. Тогда, поскольку полные категории пересекаются, любой член одной категории должен оказаться и членом других, и тем самым (если не вводить в существующую систему некоторого способа одноразового присвоения) у нас не будет никаких средств для того, чтобы узнать, какая категория представлена тем или иным знаком (или знаками). А это приведет нас на такой уровень распространения неоднозначности, который исключает коммуникацию, хотя (как показано в [2, р. 52 — 69]) он и допустим в некоторых поэтических произведениях. Способ развития системы «разового» присвоения (3) из «постоянного» присвоения может быть проиллюстрирован с помощью сравнения практически уникального словосочетания green thought (Marvell, The Garden, 1. 48) и общепринятого словосочетания green fingers 'удачно выращивающий растения'). Green можно считать маркированным знаком для категорий Fertile 'плодородный' и Young 'молодой', способным сочетаться (в частности) с эксклюзивной категорией Human — Physical — Part 'часть тела человека' или, скорее, с теми ее членами, которые принимают соответствующие значения в релевантной оппозиции (релевантных оппозициях). Тем самым finger 'палец' и thumb 'большой палец', воспринимаемые нами как нечто связанное с плодородием (поскольку мы используем пальцы при посадке, поливании растений и т. п.), могут комбинироваться с green, давая словосочетания green finger или green thumb, тогда как ears 'уши' или elbows 'локти', нейтральные с точки зрения оппозиции плодородный/неплодородный, при комбинировании с green дают аномальные словосочетания *green ears, *green elbows. В пределах системы (2), однако, соответствующая привилегия слова green не охватывает абстрактные эксклюзивные категории, эти привилегии реализуются только в системе (3). Тем самым словосочетания green ideas 'зеленые идеи' и green thought 'зеленая мысль', избранные соответственно Хомским и Зиффом (последний, по всей видимости, не знал его истории, см. [28, р. 395]) как примеры семантических аномалий, можно считать имеющими право на существование; второе из них было употреблено в стихах Марвелла, а первое позднее в стихах ДеллаХаймса (см. [26, р. 59, сн. 3]). По-видимому, для некоторых типов метафор характерно следующее: при использовании знака, который уже был маркирован ранее (такого, как green), соответствующий атрибут может быть заменен атрибутом, производимым от первого; так, словосочетание green thought связано скорее с категорией Natural 'природный', нежели с Fertile 'плодородный', ср. контекст этого словосочетания: Annihilating all that's MADE To a green thought in a green shade. Сходным образом в других выражениях Immature 'незрелый', вытекающий из Young 'молодой', может заменять последний, как это происходит в выражениях greenhorn 'новичок', green head on grey shoulders букв, 'зеленая голова на серых плечах' и т. п. Конечно, метафора может создаваться и некоторыми другими способами, один из которых иллюстрирует шекспировское steel couch («Отелло»). В этом словосочетании, хотя ни один из его знаков не маркирован, слово steel принадлежит к той же семантической сети («названия металлов»), что и маркированный знак для Hard 'тяжелый', а слово couch имеет сильную когнитивную связь с маркированным (для елизаветинской поры) знаком для Soft 'мягкий', ср. down 'пух'. Замена маркированных знаков родственными им немаркированными знаками, возможно, тоже требует подтверждения контекстом, например, в данном случае имеет место появление другого знака, относящегося к классу Hard (war 'война'), в той же строке и двух знаков, относящихся к классу Soft (bed 'кровать' и down), в следующей. Таким образом, в обоих случаях система (2) подвергается лишь незначительному расширению, которое состоит либо в увеличении сферы действия маркированного знака, либо в за- мене его на тот или иной связанный с ним немаркированный знак. Как представляется, другие процессы формирования метафоры будут скорее расширять, нежели изменять предложенную модель присвоения атрибутов. До сих пор мы рассматривали только синхронный компонент теории метафоры. Однако такая теория не может ограничиваться лишь синхронией, поскольку, будь это так, она не смогла бы объяснять ни историю присвоения атрибутов (то есть того, как превратились в те «буквальные» бесчисленные языковые выражения, которые при своем возникновении воспринимались как метафоры), ни того (и это, возможно, более важно), каким образом другие бесчисленные языковые выражения, которые, быть может, еще и не возникли, могут в будущем пройти тот же путь. Хотя при нынешнем состоянии наших знаний такое предложение и может показаться неоправданно оптимистичным, теория должна хотя бы в некоторой степени обладать предсказательной силой в том случае, если будет подтверждено, что будущие процессы метафоризации можно моделировать по аналогии с прошлыми — в конце концов, не без привлечения предсказаний. Возможны некоторые указания на то, как действует этот процесс. Например, приписывание атрибутов, как кажется, наименее вероятно среди знаков — гипонимов других знаков. На важность явления гипонимии в семантике указал Лайонз [17]; важность этого понятия связана, в частности, с тем, что если некоторые знаки, маркированные как Оценка « — » и Динамика (то есть 'активно опасные'), например, hurt 'вредить' или wound 'ранить', могут с помощью системы (2) сочетаться с Абстрактными категориями (to wound/hurt someone's pride/feelings/reputation, ср. русск. 'ранить чью-то гордость/*повредить чьей-то гордости, ранить чьи-то чувства/*повредить чьим-то чувствам, *ранить чью-то репутацию/повредить чьей-либо репутации'), то гипонимы соответствующих знаков, такие, как scratch 'царапать', cut 'резать', slash 'хлестать, рубить саблей', не обладают такой способностью (ср. *to scratch/stab/cut/slash someone's pride/feelings/ reputation). На то, что это правило не универсально, указывают такие исключения, как a slashing attack 'сеча' (при отсутствии выражения *а hurting attack); тем не менее, оно имеет достаточно общий характер, что можно показать на примере гипонимов, относящихся к другим семантическим полям — таким, как поле цветообозначений. В этом случае, как и в рассмотренном выше, обозначения основных цветов обычно относятся к маркированным знакам (ср. red agitator 'красный агитатор', yellow rat, green finger и т. п.), в отличие от своих гипонимов (ср. *vermilion revolutionary 'алый революционер', *cerise mouse 'светло-вишневая мышь', *ultramarine hands 'ультрамариновые руки' или любое подобное словосочетание). Ясно, что это явление как-то связано с частотой употребления знаков. Родовые термины обычно встречаются чаще своих гипонимов, и, в общем виде, чем реже встречается знак, тем менее вероятно, что он обладает атрибутами. Можно отметить также, что рассматриваемый процесс встречается чаще среди одних категорий и реже среди других. Как представляется, наибольшее распространение имеет комбинация таких категорий, как Абстрактное и Одушевленное (time passes 'время проходит', prosperity grows 'благосостояние растет', hopes wither 'надежды чахнут' и т. п.), Животное и Человек (людей можно называть крысами, львами, медведями, обезьянами и т. п.), Человек и Артефакт (chairshave legs 'у стульев есть ножки', needles have eyes 'у игл есть ушко (букв, глаза)', clocks have faces and hands 'у часов есть циферблаты (букв, лица) и стрелки (букв. руки)'. И наконец, следует помнить, что все привилегии, которые распространяются на маркированные знаки, подчинены чисто синтаксическим ограничениям, сходным с теми, которым подчинены немаркированные знаки. Рассмотрим, например, глагол to face 'обращаться лицом'; можно сказать the car faced the bus 'машина была обращена к автобусу', the bus faced the car 'автобус был обращен к машине', the car faced the house 'машина была обращена к дому', the house faced the see 'дом выходит к морю', но не *the sea faced the house букв, 'море было обращено к дому', быть может, это объясняется тем, что прямое дополнение глагола face может относиться к классу Подвижное, только если к тому же классу относится его подлежащее, а его подлежащее не может принадлежать к классу Естественное, если объект принадлежит к классу Артефакт. IX Совершенно очевидно, что настоящая статься по необходимости не затрагивает одни аспекты метафоры и недостаточно детально описывает другие. Частично это объясняется тем, что лингвисты очень долго пренебрегали исследованием метафоры. Надеюсь, что мне удалось показать хотя бы то, что любая теория естественного языка, не рассматривающая метафору, не способна объяснять, как функционируют языки, и наметить такой взгляд на язык, в соответствии с которым может быть разработана адекватная лингвистическая теория метафоры. ПРИМЕЧАНИЯ 1 Перевод Гамильтона Файфа (London. 1927): «Метафора есть применение чуждого термина — либо перенесенного с рода на вид...». Тербейн [25] пользуется переводом Ингрэма Байуотера (Oxford, 1909), начинающегося со слов «Метафора состоит в придании вещи имени, принадлежащего некоторой другой...» (курсив мой). Интересно отметить, как преуспел Байуотер в попытке, хотя и бессознательной, снять неясность определения, вводя в него контрабандой ряд незаконных допущений, касающихся природы языка, широко задуманных, но ни в малейшей степени не опирающихся на текст оригинала. Сопоставление с последующим изложением показывает все превосходство перевода Файфа в отношении точности. 2 Лишь очень мало полезных сведений (или полное их отсутствие) содержится в большей части литературы по данному вопросу, включая работы Карнапа, Юинга, Шехтера, Гуссерля и т. д. 3 Это определение таково: «комбинация понятий, которые не могут быть объединены в мышлении» [8, р. 142]. Однако все понятия — абстрактные сущности, а «буквально» объединить можно только конкретные сущности, и потому «объединение понятий» — это метафора. В то же время все метафоры немыслимы, следовательно, определение «немыслимого суждения» немыслимо само по себе! 4 Теория подъязыков может оказаться столь же существенной предпосылкой разработки теории метафоры, что и полностью разработанная структурная семантика. Эта теория столь сложна, что мы даже и не будем пытаться рассмотреть ее здесь (это тема отдельной работы); скажем только, что она должна трактовать язык не как гомогенный организм, а как систему взаимосвязанных подъязыков, каждый из которых имеет собственную социальную функцию. Средства, с помощью которых такая теория может быть встроена в порождающую грамматику, предложены в работе [7]. 5 Среди этих ограничений можно назвать синтаксические (см. последний абзац раздела VIII). Другие ограничения гораздо менее понятны. Сравним iron will и аналогичные вышеприведенные примеры с такими выражениями, как *iron hardship букв, 'железная твердость', *iron devotion букв, 'железная преданность', *iron danger букв, 'железная опасность' и т. п.; или рассмотрим два слова, относящиеся к категории Оценка « — »: black 'черный' и ugly 'безобразный'. Выражения black day 'черный день', black deed 'черное дело' black situation 'черная ситуация' и black sheep 'выродок (букв, черная овца)' вполне допустимы, тогда как выражение ?ugly day 'безобразный день', по меньшей мере, сомнительно, a *ugly sheep 'безобразная овца' либо следует понимать буквально, либо оно бессмысленно. Ответ на вопрос о том, почему возможно фигуральное выражение black sheep и невозможно ugly sheep, состоит, быть может, в том, что немаркированный знак ugly может комбинироваться с (некоторыми) названиями животных, тогда как в выражении black sheep, которое обычно трактуется как идиома, маркированными следует считать оба знака. Конечно же, языковые правила, регулирующие совместную встречаемость знаков, гораздо более сложны, чем то весьма поверхностное объяснение, которое мы смогли здесь предложить. ЛИТЕРАТУРА [1] Bazell С.Е. Linguistic Form. Istambul, 1953. [2] Вickertоn D. Meaning in Poetry, unpublished P.D.E.S.L. Dissertation. University of Leeds, 1967. [3] Вickertоn D. The Linguistic Validity of Verb-Nominalising Transformations. — "Lingua", 21, 1969. [4] В1air H. Lectures on Rhetoric and Belles Lettres. London, 1783. [5] Bolinger D. The Atomization of Meaning. — "Language", 41, 1965, №4, p. 555-573. [6] Chomsky N. Aspects of the Theory of Syntax. M.I.T. Press, Cambridge (Mass.), 1965 (русск. перевод: Xомский Н. Аспекты теории синтаксиса. М., Изд-во МГУ, 1972). [7] Dе Camp D. Towards a Generative Analysis of a Post-Greole Speech Continuum. Paper read at Conference on the Pidginization and Creolization of Languages. U.W.I., Jamaica, 1968. [8] Drange T. Type Crossings. — In: "Janua Linguarum", Series Minor, 44. Mouton, The Hague, 1966. [9] Halle M. On the Bases of Phonology. — In: "The Structure of Language", ed. by J. A. Fodor and J.J. Katz. Prentice-Hall, Englewood-Cliffs, N. J., 1964, p. 324-333. [10] Hesse M. Review of Turbayne 1962. — "Foundations of Language", 2, 1966, № 3, p. 282-284. [11] Katz J. J., Fodor J. A. The Structure of a Semantic Theory. — "Language", 39, 1964, p. 170 — 210. [12] Katz J. J., Postal P. An Intergated Theory of Linguistic Descriptions. M.I.T. Press, Cambridge (Mass.). 1964. [13] Lakoff G. Instrumental Adverbs and the Concept of Deep Structure. — "Foundations of Language", 4, 1968. № 1, p. 4 — 29. [14] Levi-Strauss C. The Savage Mind. London, 1965. [15] Levin S. Linguistic Structures in Poetry. — In: "Janua Linguarum", Series Minor, 23. Mouton, The Hague, 1962. [16] Levin S. Poetry and Grammaticalness. — In: "Proceedings of the 9th International Congress of Linguists, 1962". Mouton, The Hague, 1964. [17] Lyons J. Structural Semantics: An Analysis of Part of the Vocabulary of Plato. — In: "Publications of the Philological Society", 20. Blackswell. Oxford, 1964. [18] McIntosh A. Patterns and Ranges. — In: "Patterns of Language", ed. by A. McIntosh and M.A.K. Halliday. Longmans. London, 1966, p. 183 — 199. [19] Mооij J.J.A. Review of Wheelwright 1962. — "Foundations of Language", 3, 1967, №1, p. 108-111. [20] Revesz G. The Origin and Prehistory of Language. London, 1956. [21] Richards I. A. Principles of Literary Criticism. Routledge and Regan Paul. London, 1924. [22] Richards I. A. Practical Criticism. Routledge and Kegan Paul, London, 1929. [23] Stern G. Meaning and Change of Meaning. Gothenburg, 1931. [24] Thоrne J. P. Stylistics and Generative Grammar. — "Journal of Linguistics", 1, .1965, № 1, p. 49 — 59. [25] Turbayne M. С The Myth of Metaphor. New Haven, 1962. [26] Voegelin F. G. Casual anq Non-Casual Utterances within Unified Structure. — In: "Style in Language", ed. by T. A. Sebeok. M.I.T. Press. Cambridge (Mass.), I960. [27] Wheelwright P.. Metaphor and Reality. Bloomington (IndOi 1962. [28] Ziff P. On Understanding "Understanding Utterah6es". — In: SL, 1964, p. 390-399. ДЖОН Р. СЕРЛЬ МЕТАФОРА ПОСТАНОВКА ЗАДАЧИ Услышав слова: «Салли — ледышка» или «Сэм — свинья», вы скорее всего сочтете, что говорящий не имел в виду буквально это, а выражался метафорически. Более того, вам не составит большого труда понять, что он хотел этим сказать. Если же он скажет: «Салли — простое число между 17 и 23» или «Билл — дверь сарая», то вы все еще подумаете, что это говорится метафорически, но понять, что именно имел в виду говорящий, будет гораздо труднее. Существование такого рода высказываний, которым говорящий приписывает метафорическое значение, отличное от буквального значения соответствующего предложения, ставит перед всякой теорией языка и коммуникации ряд вопросов. Что такое метафора и чем она отличается как от буквальных высказываний, так и от остальных фигур? Почему мы употребляем метафорические высказывания, вместо того чтобы точно и буквально сказать то, что мы имеем в виду? Как функционируют метафорические высказывания, другими словами, как говорящим удается с их помощью сообщить нечто слушающим, при том что они говорят не то, что на самом деле имеют в виду? И почему некоторые метафоры удачны, а другие — нет? Здесь я хотел бы заняться этими последними вопросами, а именно теми, которые связаны с проблемой функционирования метафоры, — как в силу их непосредственной значимости, так и потому, что возможность ответить на остальные вопросы без решения этой фундаментальной проблемы представляется мне сомнительной. Однако прежде чем пытаться найти ответ, необходимо более точно сформулировать вопрос. Проблема функционирования метафоры является частным случаем более общей проблемы — а именно, объяснения того, как расходятся значение говорящего и значение предложения John R. Searlе. Metaphor. — Глава IV из книги: Searlе J. R. Expression and Meaning. Cambridge University Press, Cambridge — London — New York, 1979, p. 76 — 116. © by Cambridge University Press, 1979 или слова. Другими словами, это частный случай проблемы, как оказывается возможным говорить одно, имея в виду нечто другое; как удается сообщить нечто в тех случаях, когда и говорящий, и слушающий знают, что значения употребленных говорящим слов не соответствуют в точности и буквально тому, что он имел в виду. Другие случаи разрыва между значением высказывания говорящего и буквальным значением предложения — это ирония и косвенные речевые акты. В каждом из этих случаев значение говорящего не идентично значению предложения, но тем не менее каким-то образом, в каких-то отношениях зависит от него. Необходимо с самого начала подчеркнуть, что проблема метафоры затрагивает отношения между значением слова и предложения, с одной стороны, и значением высказывания или значением говорящего, с другой. Многие авторы пытаются обнаружить метафорические элементы метафорического высказывания в произнесенном предложении или выражении. Они считают, что значение предложения бывает двух типов — буквальное и метафорическое. Однако предложения и слова имеют только те значения, которые они имеют. Собственно, говоря о метафорическом значении слова, выражения или предложения, мы говорим о том, для выражения какого значения их можно было бы употребить, когда оно расходится с тем, что данное слово, выражение или предложение значат на самом деле. Тем самым мы говорим о возможных намерениях говорящего. Даже когда мы выясняем, каким образом бессмысленное предложение, вроде «Зеленые идеи яростно спят» Хомского, могло бы получить метафорическую интерпретацию, мы на самом деле рассуждаем о том, при каких условиях говорящий мог бы произнести это предложение в каком-либо метафорическом смысле, хотя буквально оно и бессмысленно. Чтобы иметь возможность без лишних слов отличать то, что имеет в виду говорящий, произнося слова, выражения, предложения, от того, что эти слова, выражения и предложения значат сами по себе, я буду первое называть значением высказывания говорящего, а второе значением слова или предложения. Метафорическое значение — это всегда значение высказывания говорящего. Для сообщения говорящим чего-либо при помощи метафорических высказываний, иронических высказываний и косвенных речевых актов необходимы некие принципы, в соответствии с которыми он может иметь в виду нечто большее или отличное от того, что говорит; эти принципы должны быть известны слушающему, который за счет этого знания понимает, что же говорящий имеет в виду. Соотношение между значением предложения и значением метафорического высказывания имеет регулярный, а не случайный или произвольный характер. Наша задача при создании теории метафоры — попытаться сформулировать те прин- ципы, которые соотносят буквальное значение предложения с метафорическим значением высказывания. Поскольку знания, которые позволяют нам использовать и понимать метафорические высказывания, выходят за пределы наших знаний о буквальных значениях слов и предложений, искомые принципы не входят (или по крайней мере не полностью входят) в традиционно понимаемую теорию семантической компетенции. С точки зрения слушающего, задача теории метафоры — объяснить, как он понимает значение высказывания говорящего, при том что он получил только предложение с его значением и значениями входящих в него слов. С точки зрения говорящего, задача в том, чтобы объяснить, каким образом он может иметь в виду нечто отличное от значения того предложения (со значениями входящих в него слов), которое произносит. В свете этих рассуждений наш исходный вопрос — как функционируют метафоры — может быть переформулирован так: каковы те принципы, которые позволяют говорящим производить, а слушающим понимать метафорические высказывания? И как мы должны эти принципы сформулировать, чтобы эксплицировать отличия метафорических высказываний от остальных типов высказываний, в которых значение говорящего не совпадает с буквальным значением? Поскольку одна из составляющих нашей задачи — это объяснение отличия метафорических высказываний от буквальных, то для начала мы должны охарактеризовать буквальные высказывания. Большинство (если не все) из известных мне авторов полагают, что нам известно, как функционируют буквальные высказывания. При описании метафоры они не считают нужным останавливаться на этой проблеме и расплачиваются за это тем, что в подобных описаниях метафорические высказывания зачастую не отграничиваются от буквальных. На самом деле строго описать буквальную предикацию — исключительно сложная, запутанная и тонкая проблема. Я далек от того, чтобы попытаться дать более или менее полный список принципов буквального высказывания; я всего лишь пройдусь по тем их свойствам, которые необходимы для сравнения буквальных и метафорических высказываний. Для простоты я также по большей части ограничусь для обоих типов высказываний самыми примитивными случаями и предложениями, используемыми в речевом акте утверждения. Предположим, говорящий делает буквальное высказывание, произнося предложение типа: (1) Салли высокого роста. (2) Кошка находится на коврике. (3) Здесь становится жарко. Заметим, что в каждом из этих случаев буквальное значение предложения хотя бы отчасти определяет и набор условий ис- тинности, а поскольку и этих предложениях присутствуют только ассертивные индикаторы иллокутивной силы (см. [9]), то буквальное и серьезное произнесение одного из них связывает говорящего, обязательством принять существование набора условий истинности, задаваемого значением произнесенного предложения (наряду с другими факторами, определяющими условия истинности). Заметим далее, что в каждом из приведенных примеров предложение задает фиксированный набор условий истинности только относительно конкретного контекста. Причина этого в том, что все примеры содержат какой-либо индексальный признак, например, настоящее время, или указательное наречие «здесь», или вхождение контекстно-зависимых определенных дескрипций «кошка» и «коврик». В приведенных примерах контекстно-зависимые элементы предложения эксплицитно присутствуют в его семантической структуре: индексальные выражения видны невооруженным глазом. Однако эти предложения, как и большинство других предложений, задают набор условий истинности только на фоне предварительных представлений, не входящих эксплицитно в их семантическую структуру. Наиболее очевидно это для (1) и (3), поскольку они содержат относительные выражения «высокий» и «жарко». Старомодные грамматики называли такие выражения «атрибутивными»; эти выражения задают определенный набор условий истинности только в присутствии фактических представлений о тех реальных сущностях, к которым говорящий производит референцию в других частях предложения. Более того, эти представления не присутствуют эксплицитно в семантической структуре предложения. Так, женщину правильно назвать «высокой» даже если она ниже жирафа, которого правильно назвать «низким». Применение буквального значения предложения зависит от определенных фактических представлений, находящихся в фоне и не входящих в буквальное значение, что наиболее очевидно для предложений, которые содержат атрибутивные выражения; однако это явление имеет весьма общий характер. Предложение (2) задает конкретный набор условий истинности только при определенных представлениях о кошках, ковриках и отношении «находиться на»; при этом эти представления не входят в семантическое содержание предложения. Предположим, к примеру, что кошка с ковриком расположены относительно друг друга в стандартной конфигурации «кошка-на-коврике», но и кошка, и коврик находятся где-то в открытом космосе вне гравитационного поля, лишь относительно которого нечто можно назвать расположенным «на» чем-то другом или «над» ним. Находится ли кошка все еще на коврике? В данном контексте наше предложение при отсутствии дополнительных предположений не задает конкретного набора условий истинности. Или предположим, что все кошки стали внезапно легче воздуха, и наша кошка взлетела с приклеившимся к ней ковриком. Верно ли, что кошка находится на коврике? Мы совершенно точно знаем условия истинности для предложения Муха находится на потолке — но не для предложения Кошка находится на потолке. Эта разница связана не со значением, а с тем, как фактическая фоновая информация позволяет нам применять значения предложений. В общем случае можно сказать, что в большинстве случаев предложение задает набор условий истинности только относительно набора предположений, не входящих в семантическое содержание этого предложения. Тем самым даже в буквальных высказываниях, где значение говорящего совпадает со значением предложения, вклад говорящего в высказывание больше, чем просто семантическое содержание предложения: это семантическое содержание задает набор условий истинности только относительно набора предположений говорящего, и чтобы коммуникация была успешной, эти предположения должны разделяться слушающим. (Дальнейшее обсуждение этого вопроса см. в [11]; а также гл. 5 этой книги*.). Отметим, наконец, что всякое описание буквального высказывания должно базироваться на понятии сходства. Дело в том, что буквальное значение любого общего терма, задавая набор условий истинности, задает также и критерий сходства объектов. Если общий терм применим к множеству объектов, то эти объекты сходны в том свойстве, которое задается данным общим термом. Все высокие женщины похожи тем, что они высоки, все жаркие комнаты — тем, что они жаркие, все квадратные объекты — тем, что квадратные. Подведем итог нашему краткому обсуждению буквальных высказываний. Они обладают тремя свойствами, которые необходимо учитывать при последующем описании метафорического высказывания. Во-первых, в буквальном высказывании говорящий имеет в виду то, что он говорит; другими словами, буквальное значение предложения совпадает со значением высказывания говорящего. Во-вторых, в общем случае буквальное значение предложения задает набор условий истинности только относительно набора фоновых предположений, которые не входят в семантическое содержание предложения. В-третьих, без понятия сходства не обойтись ни в каком описании буквальной предикации. Обратившись к случаям расхождения значения высказывания и значения предложения, мы обнаруживаем здесь определенное разнообразие. Так, (3) может быть произнесено не только для сообщения кому-либо, что в комнате становится жарко (буквальное высказывание); это может быть также и просьба открыть окно (косвенный речевой акт), и жалоба на холод (ироническое высказывание), и замечание о растущей злобности происходящего спора (метафорическое высказывание). В нашем описании |